Недавно я залезла в дальний ящик своего стола, где
хранятся самые ненужные вещи, и увидела богатый кожаный футляр для
маникюрного набора. А рядом в маленьком пакетике лежало что-то невесомое. Я открыла пакетик, взяла в руки футляр. И время стремительно полетело назад.
Я танцевала! Не дома, а в ансамбле и даже была примой - у
меня был сольный номер. Весь остальной мир мне
был не интересен. Только мама
часто спрашивала о школе, об уроках. Особенно
её интересовали уроки французского, с которым у меня были сложные отношения. Ну
не нужен он мне. Ведь я – танцевала!
Но однажды наш ансамбль пригласили танцевать и пожить в
семьях во Францию. Нужно было знать язык!
Школа помочь не могла. Нужен был
репетитор. Но для нашей маленькой
семьи это было безумно дорого.
И все-таки моя мамочка нашла
выход: она договорилась с одной из клиенток, в квартире которой убирала, чтобы вместо оплаты за работу, та стала моим репетитором.
Когда я шла на первый урок, я представляла репетитора,
как в кадре старого кино: в строгой черной юбке и, отдающей голубизной, блузке. Но дверь квартиры мне открыла
сухонькая женщина в легкомысленном
сарафанчике. Это и был мой репетитор
– учитель французского языка.
Правда, учителем, она не была. Елизавета Андреевна показала мне
кучу старых журналов, в которых было много фотографий из светской жизни
дореволюционной России. На фото красивая
молодая женщина в шляпе с полями, в
ажурных перчатках без пальцев, была снята
в обществе изысканных кавалеров.
Елизавета, как я мысленно её назвала, стала вставлять в
разговор французские словечки. При этом она внимательно смотрела на меня,
пытаясь определить, что я понимаю из сказанного. Увы! Понимала я немного.
Время учебы пролетело незаметно. Но мы успели
обсудить наряды и повторить основные правила грамматики.
На следующий урок я летела. Мне было интересно узнать, что же это за перчатки без
пальцев.
На свет появились старые
журналы. Но это были журналы из другой
жизни: моя Елизавета уехала из России во Францию. Журналы были на французском
языке! Пришлось учить новые слова.
Я набралась смелости и спросила
о перчатках. Оказалось, что называются они – митенки. А потом Елизавета
принесла из другой комнаты что-то ажурно - невесомое и одела их на руки. Её
красивые ухоженные руки с длинными ногтями стали выглядеть еще красивее.
Я представила в этих
митенках натруженные, с опухшими
суставами, руки моей мамы и на душе
стало так горько, что закрыв лицо руками – я расплакалась.
Казалось, Елизавета Андреевна читает мои мысли. Отложив
митенки в сторону, она осмотрела мои
руки с обкусанными ногтями. И опять, из второй комнаты она принесла какие-то
ножнички, пилочки. Все было блестящим, красивым.
Рассказ о применении этих штучек велся на французском языке. И я
почти все понимала и даже пыталась отвечать.
Но как грубо звучала моя рыкающая
речь по сравнению с слегка грассирующими
звуками моей Елизаветы. Я поклялась
себе, что буду говорить так же.
Домой я унесла митенки
и все блестящие предметы, уложенные в красивый кожаный футляр.
Следующий урок
начался и закончился у закрытой
двери, почему-то заклеенной белой
лентой. Соседка в бигуди сообщила мне со злобной радостью в голосе, что
«эта гордыня, мадмуазель из старого мира, здесь больше не живет».
И по сей день я не знаю, куда
исчез мой репетитор. Мама на вопросы не отвечала, грустно отводя взгляд в сторону.
А я выполнила данное тогда обещание: я говорю на французском языке. И мое
произношение напоминает то легкое
журчащее звучание, которое я впервые услышала от Елизаветы Андреевны. И я
собираюсь поехать во Францию. Ведь я танцую. Я до сих пор танцую. Со своими
учениками.
Галина Озерова
Комментариев нет:
Отправить комментарий